Книга С.Ведровской выдержала несколько изданий в Польше и в нашей стране. Она содержит интересные и ценные сведения, которые помогут каждой женщине стать красивой, сохранить здоровье и бодрость. В популярной форме излагаются принципы рационального питания, приводятся комплексы гимнастических упражнений. Книга написана как рассказ, в котором встречаются две подруги после 10 лет разлуки, и одна, более опытная в искусстве сохранения красоты, женщина делится секретами с другой, соответственно менее опытной...

Т. 1 : A–J. - 2004. - 920 p.

Crowther offers a fascinating look at the role of sport as practiced in several important civilizations in the ancient world. He not only probes the games themselves, but explores the ways in which athletics figured into cultural arenas that extended beyond physical prowess to military associations, rituals, status, and politics. Sport in Ancient Times has four distinct parts: the Prehistoric Age, historic Greece, ancient Italy, and the Byzantine Empire. Beginning with the earliest civilizations, Crowther examines the military and recreational aspects of sports in prehistoric Egypt, with brief references to other river-valley cultures in Sumeria, Mesopotamia, and Persia. He looks at the rituals of Cretan bull-leaping and boxing in the Bronze Age, the high status of sports in Mycenaean Greece, and the funeral games in the Trojan War as described by the epic poet Homer. In what he terms the historic period, Crowther examines the significance of the ancient Olympic Games, the events of Greek athletics, and the attitude of other civilizations (notably Rome) towards them. He attempts to discover to what extent the Romans believed in the famous ideal of Juvenal, a sound mind in a sound body, and discusses the significance of the famous Baths not only for sport, but also for culture and society. He likewise explores the Roman emphasis on spectator sports and the use of gladiatorial contests and chariot racing for political purposes (the concept of bread and games). The section on the Byzantine Empire focuses, notably, on chariot racing and the riots at sporting contests—riots reminiscent of crowd violence in modern sports such as soccer. Crowther closes with perspectives that bring to life some of the issues revealed in previous chapters. These include a comparison of the social status and significance of a famous Olympic athlete (Milo), a Roman gladiator (Hermes), and a Byzantine chariot racer (Porphyrius). He also addresses the changing role of women in sports in antiquity. Women were prominent in sport in Egypt, for example, but almost entirely absent from the ancient Olympic Games. The final chapter discusses team sports and ball games. Although these were comparatively rare in the ancient world, one may see in those that did exist the forerunners of modern football and hockey.

The comparative study of the mythologies of the world compels us to view the cultural history of mankind as a unit; for we find that such themes as the fire-theft, deluge, land of the dead, virgin birth, and resurrected hero have a worldwide distribution—appearing everywhere in new combinations while remaining, like the elements of a kaleidoscope, only a few and always the same. Furthermore, whereas in tales told for entertainment such mythical themes are taken lightly— in a spirit, obviously, of play—they appear also in religious contexts, where they are accepted not only as factually true but even as revelations of the verities to which the whole culture is a living witness and from which it derives both its spiritual authority and its temporal power. No human society has yet been found in which such mythological motifs have not been rehearsed in liturgies; interpreted by seers, poets, theologians, or philosophers; presented in art; magnified in song; and ecstatically experienced in life-empowering visions. Indeed, the chronicle of our species, from its earliest page, has been not simply an account of the progress of man the tool-maker, but—more tragically—a history of the pouring of blazing visions into the minds of seers and the efforts of earthly communities to incarnate unearthly covenants. Every people has received its own seal and sign of supernatural designation, communicated to its heroes and daily proved in the lives and experience of its folk. And though many who bow with closed eyes in the sanctuaries of their own tradition rationally scrutinize and disqualify the sacraments of others, an honest comparison immediately reveals that all have been built from one fund of mythological motifs—variously selected, organized, interpreted, and ritualized, according to local need, but revered by every people on earth.

Неплохая книга про подводное плавание для начинающих и интересующихся. Есть почти про все: начиная как плавать с маской, про снаряжение и методика погружений, а также подводная медицина и про морских животных.

Если вы хотите покорять сердца мужчин, хорошо выглядеть на приеме или презентации, занять призовое место на конкурсе красоты, подготовить фигуру к пляжному сезону, просто всегда быть красивой — прочитайте эту книгу, которая раскрывает секреты здоровья и красоты.

Житие - жизнеописание - биография. Вот главные вехи, определяющие развитие одного из самых распространенных литературных жанров. Сначала древнее житие, повествующее о монашеском смирении и суровых аскетических подвигах, затем средневековое жизнеописание князей, полководцев и «слуг государевых» (впрочем, последовательность могла быть и обратной: сначала светское жизнеописание, а затем - религиозное житие) и наконец - современная биография. Этот путь был пройден и китайской литературой, хотя современная биография возникла там довольно поздно и многие произведения художественно-биографической прозы XX века по традиции именовались жизнеописаниями. Почему? Дело в том, что на Востоке сложился особый взгляд на человеческую личность и человеческую жизнь, в корне отличный от западного. Если европейское понимание личности, сформировавшееся в период буржуазных революций, нашло свое завершение в индивидуализме, в трагической обособленности человека от общества и разрыве связей с историей, то историческое развитие стран Востока выработало такие мировоззренческие основы, при которых личность никогда не обособлялась, не отпадала от родового древа, и человек словно бы занимал свое извечное место в обществе, в семье, в государстве. Поэтому китайского биографа - в отличие от биографа западного - почти не интересовали душевные переживания человека, подробности быта, житейские мелочи. Он рассказывал о своем герое лишь самое главное: когда родился, где и кем служил, какие важные и значительные поступки совершил в жизни. Биография была как бы актом «утверждения имени» - в ней содержалась сумма всего содеянного человеком и выносилась ему этическая оценка.Именно таким предстает в жизнеописаниях Ду Фу, поэтому рассказывать о его жизни и просто и сложно. Просто потому, что этическая оценка личности поэта успела устояться за двенадцать веков, прошедших со дня его смерти, сложно - потому что и эта этика, и все мировосприятие средневекового китайца родились на иной почве, в иной культурной среде. В Ду Фу для нас многое непривычно, порою не только его стихи, но и поступки, жесты, образ мышления требуют перевода на язык наших понятий. Конечно, Ду Фу не столь загадочен, как те китайские поэты, которые сознательно надевали маску шута или юродивого, чтобы говорить правду в форме иносказаний, «безумных речей» и смутных намеков. Поэт более традиционен и склонен к прямому слову, и все-таки иногда кажется, что мы разделены с ним непреодолимым барьером, настолько далек от нас средневековый Китай, настолько отличны от наших его традиции и уклад жизни. Но барьер преодолим, и чем глубже проникаешь в китайскую культуру, тем меньше удивляешься ее экзотичности и тем больше общечеловеческих ценностей в ней находишь.

Вірші, вміщені під цією обкладинкою, виникали упродовж доброго десятка років і знаменували собою на завжди поступове та плавне поринання ідеалістичного юнака в досвіди, маски і тексти, в мову, в усе на світі, включно з любов’ю. Між «Піснею мандрівного спудея» чи «Казкарем» (обидва - 1980) і останнім на сьогодні циклом «Індія» (1990) лежить страшенно велика відстань довжиною в молодість. Усе це пережите і прожите. Тому ця книжка, можливо, є шлях. Чи цей шлях завершений? Жоден шлях завершеним не буває…

Личности и правлению императрицы Елизаветы Петровны (1741-1761) в историографии уделено не очень много внимания. Число книг, вышедших о ней, не сравнишь с тем множеством сочинений, что посвящены Ивану Грозному, Петру Великому, Екатерине II, Александру I и другим личностям на русском троне. Иной читатель усмехнется: а о чем, собственно, тут писать? Поэт граф Алексей Константинович Толстой в своей бессмертной «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» в четырех строках уже написал историю царствования дочери Петра Великого: Веселая царица Была Елизавет: Поет и веселится, Порядка только нет. Все сказанное Толстым - правда. Действительно, ни в какое другое царствование в России так не любили веселиться: устраивать потехи и маскарады, балы и представления. Правда и то, что порядка при ней не было. Но ведь правдой является и главная мысль поэмы о том, что отсутствие порядка в стране связано не с жизнерадостностью или мизантропией, пьянством или трезвостью, жестокостью или человеколюбием перечисленных в «Истории» государей, а с некой неискоренимой и загадочной особенностью нашего народа, у которого (так уж получается по поэме) все равно, при любом правителе, нет порядка. Но царствование Елизаветы Петровны - это еще и двадцать лет истории России, вобравшие в себя открытие Московского университета и основание Академии Художеств, победы русского оружия в Семилетней войне и публичные наказания кнутом недавних светских красавиц, блиставших на придворных балах, «дело» Салтычихи и душегубства Ваньки Каина... Книга, принадлежащая перу известного петербургского историка Евгения Викторовича Анисимова, - по существу, первая в нашей стране биография императрицы Елизаветы Петровны, любимой дочери Петра Великого.

Каковы причины, цели и результаты вооруженных интервенций в различные исторические эпохи? Какими масками прикрывалось иноземное вмешательство? Отвечая на эти вопросы, автор рисует всестороннюю картину интервенций нового и новейшего времени. Перед читателем предстают зловещая панорама "тайной войны" против революций, паутина реакционных конспирации, антисоветские заговоры, подрывные действия Гиммлера и Канариса против Советского Союза и демократических сил Европы, вскрываются тщетные попытки американской разведки воспрепятствовать победе социалистических революций и национально - освободительных движений

Загадка Железной маски — таинственного узника Бастилии, которому под страхом смерти запрещалось показывать кому бы то ни было свое лицо и называть свое подлинное имя, — вот уже более трех столетий не дает покоя историкам, романистам и просто любителям истории. Ему посвящались серьезные исследования и легкомысленные романы, пьесы и кинофильмы. По воле великого Дюма его освобождали из заточения мушкетеры во главе с неподражаемым д'Артаньяном; его образ запечатлен в нашей памяти благодаря великолепным кинофильмам, в которых в разное время блистали Дуглас Фэрбенкс, Жан Маре и (в новейшей киноверсии «Человека в железной маске») Леонардо Ди Каприо… Книга, предлагаемая вниманию читателей, на сегодняшний день представляет собой наиболее полное и авторитетное исследование этой исторической загадки. Автор дает свой ответ на вопрос, кем же был таинственный узник. И ответ этот оказывается весьма неожиданным: тот человек, к которому мы привыкли по романам и кинофильмам, — всего лишь миф, не имеющий ничего общего с действительностью. При этом книга построена как захватывающий детектив: в ней есть всё — и кропотливое расследование, проведенное спустя триста лет после смерти узника, и тщательный анализ улик, и проверка алиби каждого подозреваемого на роль Железной маски, и ложные версии, во множестве расставленные самой историей и хитроумными французскими тюремщиками.

Збірка «З вершин і низин» — це складна мистецька будова з віршів, писаних у різний час і з різного приводу. Франко у «Передньому слові» пише: «Укладаючи матеріал для сеї книжки, я покинув думку про хронологічний порядок, зовсім не пригожий в книжці так різномастого змісту, котрій, проте, хотілось мені придати яку–таку артистичну суцільність». Збірка складається з семи великих розділів, які умовно розподіляємо тут на дві нерівні частини. У перших трьох розділах — «De profundis», «Профілі і маски» та «Сонети» — зібрано ліричні твори, в чотирьох останніх — «Галицькі образки», «Із жидівських мелодій», «Панські жарти» та «Легенди» — твори епічні.