Житие - жизнеописание - биография. Вот главные вехи, определяющие развитие одного из самых распространенных литературных жанров. Сначала древнее житие, повествующее о монашеском смирении и суровых аскетических подвигах, затем средневековое жизнеописание князей, полководцев и «слуг государевых» (впрочем, последовательность могла быть и обратной: сначала светское жизнеописание, а затем - религиозное житие) и наконец - современная биография. Этот путь был пройден и китайской литературой, хотя современная биография возникла там довольно поздно и многие произведения художественно-биографической прозы XX века по традиции именовались жизнеописаниями. Почему? Дело в том, что на Востоке сложился особый взгляд на человеческую личность и человеческую жизнь, в корне отличный от западного. Если европейское понимание личности, сформировавшееся в период буржуазных революций, нашло свое завершение в индивидуализме, в трагической обособленности человека от общества и разрыве связей с историей, то историческое развитие стран Востока выработало такие мировоззренческие основы, при которых личность никогда не обособлялась, не отпадала от родового древа, и человек словно бы занимал свое извечное место в обществе, в семье, в государстве. Поэтому китайского биографа - в отличие от биографа западного - почти не интересовали душевные переживания человека, подробности быта, житейские мелочи. Он рассказывал о своем герое лишь самое главное: когда родился, где и кем служил, какие важные и значительные поступки совершил в жизни. Биография была как бы актом «утверждения имени» - в ней содержалась сумма всего содеянного человеком и выносилась ему этическая оценка.Именно таким предстает в жизнеописаниях Ду Фу, поэтому рассказывать о его жизни и просто и сложно. Просто потому, что этическая оценка личности поэта успела устояться за двенадцать веков, прошедших со дня его смерти, сложно - потому что и эта этика, и все мировосприятие средневекового китайца родились на иной почве, в иной культурной среде. В Ду Фу для нас многое непривычно, порою не только его стихи, но и поступки, жесты, образ мышления требуют перевода на язык наших понятий. Конечно, Ду Фу не столь загадочен, как те китайские поэты, которые сознательно надевали маску шута или юродивого, чтобы говорить правду в форме иносказаний, «безумных речей» и смутных намеков. Поэт более традиционен и склонен к прямому слову, и все-таки иногда кажется, что мы разделены с ним непреодолимым барьером, настолько далек от нас средневековый Китай, настолько отличны от наших его традиции и уклад жизни. Но барьер преодолим, и чем глубже проникаешь в китайскую культуру, тем меньше удивляешься ее экзотичности и тем больше общечеловеческих ценностей в ней находишь.

Повседневная жизнь Древнего Рима деньков заката Республики и расцвета Империи (II век до нашей эпохи - I век нашей эпохи) представлена творцом книжки довольно необыкновенно - через призму удовольствий, культивировавшихся в римском обществе. Причем создатель разумеет удовольствия очень обширно - как что-то типа "искусство жить" по-римски, вбухивая в данное понятие не столько материальное, да и духовное содержание. Как произошло, что римская цивилизация, базирующаяся на жесткой морали, на аскетизме и самоограничении, классических понятиях о долге, на протяжении настолько незначительного промежутка времени погрузилась в бездну самых разнузданных удовольствий и лично неумеренной роскоши? Автор дает собственный ответ на данный вопрос, который спонтанно как оказалось своевременным и для современности, переживающего настолько ведь внезапную смену высоконравственных и ценностных ориентиров.

В этом сочинении материал разделен на 42 пункта, но последовательная систематизация отсутствует. В начале разбираются вопросы коллективного быта, воспитания, религии, отношение к иноземцам, поведение на войне, но затем систематичность изложения нарушается. К вопросам религии, закончившимся в параграфе № 29, автор вновь возвращается в № 35, к вопросам воспитания в № 40. Последний параграф посвящен истории упадка Спарты и гибели государства

Книга последовательно вводит читателя в содержание и существо православного аскетизма — древней исихастской традиции, существующей с IV в. до наших дней, вошедшей в основу русской религиозности и культуры. Исихастское учение о человеке наложено в форме словаря антропологических понятий. Это изложение дополняется детальным анализом всего устройства исихастското опыта, его методологии и герменевтики. Опыт аскезы раскрывается в двойной перспективе: с позиций самого и сихастсасого сознания (реконструируемых по текстам Традиции) и с позиций современного тучного сознания (которое не противопоставляет себя Традиции, но стремится понять ее на путях участности). Вскрываются философские проблемы, связанные с пониманием исихастской практики: необходимость новой трактовки энергии, новых герменевтических подходов и др. Вся тема изучения исихазма очерчивается как обширное поле познания, рождающее новые перспективы для многих наук о человеке. Вошедшие в книгу тексты переработаны и расширены, сравнительно с первыми публикациями. Книга адресована всем, кто желает понять духовную традицию России и Духовную практику Православия.